Людмила Гурченко: Мои героини всегда оставались женщинами, жаждущими любви
Вы отважно решились на освоение новой – режиссерской – профессии...
В 2002 году в книге «Люся, стоп!» я искренне написала: «Не дай бог быть режиссером! Если только этим заниматься, если только этим жить, надо иметь колоссальное здоровье и металлические нервы». Да я вообще не думала, что буду еще когда-нибудь сниматься, можно сказать, поставила на себе крест. Но несколько лет назад я оказалась на дне рождения Эльдара Рязанова. Пели-танцевали. А среди гостей был Михаил Швыдкой – тогда «министр кино». Он сказал: «Люся, вам надо сниматься!» В ту минуту с меня слетела треть моего возраста, и я подумала: «Да. Я еще могу сниматься, как это было двадцать лет назад или сколько-то там...» Но тут же все угасло: «А где сниматься? Кого играть?» Ведь нет у нас ни музыкальных картин, ни музыкальных режиссеров. Было несколько попыток придумать сюжет, и в итоге мы с моим супругом Сергеем Сениным решили остановиться на истории Олега Аккуратова, слепого от рождения мальчика – уникального музыканта.
Как вы узнали об этом чудо-ребенке?
Нас познакомил джазовый музыкант Михаил Окунь. Сначала он показал нам Олега на пленке. В фильме есть фрагмент этих записей – четырехлетний ребенок импровизирует джаз. Олег – воспитанник специального детского дома для слепых детей в Армавире. Его хотели списать из жизни, потому что он не умел делать самых простых вещей – например, держать вилку. Его спасли и вырастили две женщины – директор интерната и завуч. Они даже взяли педагога за свой счет, чтобы научить мальчика читать ноты. Так возникла идея показать в «Пестрых сумерках» талантливых, пусть и одиноких людей, которые смогли объединиться вокруг суперталанта и сделать всё, чтобы мир его услышал. Ведь если человек талантлив, он никогда не будет завистливым.
В «Пестрых сумерках» вы осуществили давнюю мечту, о которой писали в книге «Люся, стоп!», – объединить в кино музыкальный жанр и драматическую историю.
Да, мне всегда хотелось сниматься в фильме, в котором была бы глубина, но чтобы выражалась она легко, через музыку, через песни. Я стремилась передать то, что мне более всего знакомо, и чтобы не было вранья. Пока шла работа над сценарием – его помогал писать Олег Антонов, – я параллельно работала с музыкой и с текстами. Сделала семь музыкальных номеров и сочинила для каждого персонажа отдельную тему. Но подписаться в титрах «Композитор – Людмила Гурченко» мне было непросто. Я ведь была уничтожена еще в 1965 году. На всесоюзном фестивале моя песня «Праздник Победы» в исполнении Маргариты Суворовой вызвала настоящий фурор. В песне было все то, что волновало меня: «Праздник Победы, шумит весна, / Люди на площади вышли. / Старый отец мой надел ордена, / Выпили мы за погибших...» Но от музыкальных критиков я получила сполна, мол, песня моя – «спекуляция на чувствах людей»... Им было неважно, что писала я от души, думая о своем папе, фронтовике. После этого я никогда уже в концертах не объявляла, что исполняю свои песни. Но я в них нуждалась, потому что «Пять минут, пять минут» измучены мною донельзя, а специально песен для меня никто не писал. Чтобы не погибнуть от безденежья, не сойти с ума от безработицы, от выброшенности со столбовой дороги кинематографа на какую-то тропинку, я обеспечивала себя песнями сама.
Но кино – искусство коллективное. Собрать единомышленников – тяжкое дело.
гурченко: Меня окружали потрясающие люди. Наш молодой и талантливый кинооператор Дмитрий Коробкин взял на себя дополнительную работу сорежиссера. Меня поддерживали мои любимые и верные партнеры Александр Ширвиндт, Владимир Ильин, Сергей Фролов. Исполнителя главной роли Дмитрия Кубасова нашли после долгих поисков в Театре Вахтангова. А какое счастье работать с виртуозом монтажа Ольгой Гриншпун. Озвучание вела я. Да, раньше я со стороны наблюдала, какими нервами и терпением дается съемочная площадка режиссеру. Понять, насколько это сложная профессия, можно только, когда сама полностью проходишь путь от замысла до финальной точки монтажа. Но я с юности привыкла тянуть тяжелый камень из колодца. Подниму его, а он опять норовит вниз... Это со стороны я смотрюсь эдакой веселой, вечной счастливицей и всегда в хорошем настроении. Я понимаю, что люди именно этого от меня и ждут. Но я не помню даже трех недель в своей жизни, когда могла расслабиться.
Но с вами рядом понимающий и сильный муж...
Он не может за меня выступать. Да, он моя защита, но сейчас и ему – как продюсеру фильма – нелегко. Министерство культуры дало нам стандартную сумму – 1 миллион. Еще 500 тысяч мы привлекли со стороны. И когда нам отказывали в прокате: мол, фильм не для широкого зрителя, когда шли долгие переговоры с телеканалами, мы с мужем решали, что продать – квартиру или дачу... Ужасное состояние – жить в долгах. Но вдруг канал НТВ, часто меня «подкалывавший», изъявил желание приобрести фильм. А, казалось бы, он уж совсем не в их стилистике.
Зато у них уже вовсю крутится рекламный ролик вашего бенефиса.
Это программа в качестве бонуса к фильму. Записывали два дня, по шестнадцать часов. До сих пор отойти не могу от такого темпа. Сложнопостановочная программа, со множеством смен костюмов и грима... Мой «Бенефис» для телевидения в советские времена Евгений Гинзбург снимал месяц. Месяц! А я ведь гораздо моложе была...
Ваши наряды в каждом фильме потрясающе изобретательны. Почему бы вам не открыть модную линию?
Для этого надо обладать наглостью вперемешку с авантюризмом. У меня этого нет. Я не рисую, просто я знаю свой стиль, что мне идет. И главное – никогда не теряю реального представления о себе. Я знаю, что я стопроцентная киноактриса. Театральная? Не знаю... Писатель? Книги писала о себе, о своей жизни, о другом и других не пробовала. В нарядах понимаю, но только в отношении себя самой. А в каждом деле человек должен быть уверен на пятьсот процентов, тогда имеет смысл этим заниматься.
Вы дружите с современными технологиями?
Нет. Пишу я от руки, а вот Сергей Михайлович набирает на компьютере. Я консервативный человек. И, например, всеми хваленый «Аватар» для меня смешон, не более. Смотреть в очках на каких-то хвостатых уродов с желтыми глазами – только время терять. Мне грустно, что мы забываем себя, свои традиции, зато спешим копировать эти высокие технологии, забывая о главном – об актере на экране. Сколько я вижу хороших артистов, которые мелькают на обочине кадра, но ими никто не занимается. Не пишут нормальных ролей, не взращивают новых звезд. Да, это кропотливая работа. И пора ею уже заняться, иначе мы потеряем безвозвратно и творческое поколение, и зрителей. Как, напихав во дворах огромных «дубин», потеряли уже старую Москву. И название ведь нашли этим каменным джунглям – точечные застройки. Превратили нас в Чикаго, живем, словно в декорациях фильма Скорсезе «Бешеный бык».
Есть ли среди ваших героинь те, что по окончании съемок становились частью вас? И благодаря им вы меняли свои взаимоотношения с миром, с людьми?
Ближе всего мне Анна Григорьевна из фильма Виктора Трегубовича «Старые стены». Ее внутреннее состояние неловкости, стыдливости... Для каждой своей героини я искала особенные детали. Духи, например. В фильме «Пять вечеров» Тамара Васильевна душилась «Ландышем» или «Белой черемухой». Тая Соломина в «Сибириаде» мне не мыслилась без «Красной Москвы». Миссис Лора Чивли в «Идеальном муже» пахла «Мадам Роша».
А вот Нина Николаевна в фильме Германа «Двадцать дней без войны» совсем не душилась. Зато ее шубка была подпоясана таким же ремешком, какой был у моей мамы во время войны. И нижнюю рубашечку для сцены с Лопатиным искали долго и в итоге выбрали настоящую, из блокадного Ленинграда. У кого-то из моих героинь были чулки на резинках, а кто-то – в колготках или даже во французском белье. Эти периферические детали давали мне возможность почувствовать образ. Но все мои героини всегда оставались женщинами, жаждущими любви.
Сколько раз пересматриваешь фильм Никиты Михалкова «Пять вечеров», столько спрашиваешь себя: почему умные, красивые, чувствительные женщины увлекаются теми, кто любить не способен?
Этот вопрос и я себе задавала. Наверное, дело в том, что в какие-то моменты у женщин полностью отключается голова. И тогда диктовать поступки начинает другая часть тела. Марк Бернес говорил: «В голове пусто, зато внизу полно». Лишь взрослея, начинаешь в себе всё уравновешивать. Но моя героиня из «Пяти вечеров» этот момент пропустила. Представьте себе, как ей тяжело: наивная, стеснительная, даже в нарядной кофточке чувствует себя неловко. А ведь ей уже 36 лет. Половина жизни позади, а тоска по мужской ласке и желание просто прижаться к крепкому плечу так и не реализованы.
Что вы считаете роскошью?
Встречу с талантливым человеком. В любой сфере. Это возбуждает меня, возвращает к жизни. Черт побери, думаю тогда я, как это прекрасно, что на свете есть подобные взлетающие люди! Надо не останавливаться, надо взлетать. Но государство должно беречь свои таланты, холить их и лелеять, чтобы не уезжали на Запад новые Барышниковы, Кисины или будущие нобелевские лауреаты, Читаю об успехах людей с российскими корнями, и мне от этого больно. Им надо созидать и открывать на родине. Но реальность складывается так, что таланты у нас не востребованы. Кому он нужен этот талант?..
