Noize MC: «Есть ощущение, что в Украине мы гораздо нужнее, чем у себя дома»
– В последнее время вы стали все чаще появляться в Украине…
– Есть ощущение, что в Украине мы гораздо нужнее, чем у себя дома. Здесь более теплый прием. Украинские концерты я могу сравнить разве что с нашими шоу в Минске, которые всегда были самыми запоминающимися и яркими. Везде приходит невероятное количество народу – видно, что давно и искренне ждут. Как в последний раз рубятся люди. Может секрет в том, что мы – зарубежные артисты и ездим реже.
– У вас были столкновения с российскими правоохранительными органами. Как в России происходит взаимодействие власти и музыкантов? Вы ведь не единственные «пострадавшие»?…
– В пост-советском пространстве к музыкантам сохранилось отношение, как к людям, которые почему-то не хотят работать и занимаются какой-то малообъяснимой и социально вредной фигней. Я боюсь даже перечислять музыкантов, потому что это может быть бесконечный список. Надо признать, что в Украине присутствует ощущение большей степени свободы. С другой стороны, это может быть ошибочное мнение, ведь мы не живем в этой стране, а приезжаем к вам в гости.
– Ты ведь не первый раз в Харькове…
– В Харькове я был, пожалуй, чаще, чем в других украинских городах. Впечатления положительные, но не могу сказать, что хорошо знаю город. Плюс спасибо огромное Михаилу Добкину за его прекрасную речь, которая стала семплом одной из наших песен. На харьковском вокзале как-то даже познакомились с милицией. Они проверяли у нас документы, и когда наш клавишник сказал, что съел свой паспорт, потому что там счастливый номер, ребята не оценили шутку, сделали еще более серьезные лица и продлили нам радость общения. Эти теплые воспоминания тоже в некотором смысле о Харькове. (смеется)
– Харьковчане очень любят называть свой город музыкальной столицей. Знаком ли с кем-то из наших музыкантов?
– Конечно. Sun*а знаю хорошо. Игоря Сироджу – это парень, который долгое время играл на гитаре в группе Sun Say. Сейчас, я так понимаю, он на вольных хлебах. Харьковскую группу Pur:Pur знаю. Вы, если не единственная, то как минимум одна из музыкальных столиц Украины. Я думаю, что Харьков и Киев, как Москва и Питер.
– Тебя называют рупором поколения, как относишься к такому званию?
– К подобному, мне кажется, нужно относиться исключительно иронично, иначе можно превратиться не в рупор поколения, а в нечто страшное киркоровоподобное. Если тебя волнуют какие-то вещи или ты с чем-то не согласен, то нужно об этом говорить.
– Веришь, что при помощи музыки можно влиять на процессы в обществе?
– Я точно знаю, что можно влиять на сознание людей, которые растут на этой музыке и верить в то, что когда они будут продолжать строить наше общество, они учтут, то, что они узнали.
– Что сегодня волнует тебя больше всего?
– Наиболее животрепещущая тема – это воспитание детей! Но, несмотря на то, что я родитель, я все-таки мужчина, и не могу полностью погрузиться в воспитание детей. Меня еще дофига всего волнует, понимаешь? В первую очередь, растущее количество глупых людей – это очень печально. Мы живем в период, когда информации становится очень много, она очень быстро появляется, а с обработкой этой информации люди справляются все хуже.
– Как чувствуешь себя в роли отца?
– Прекрасно. Это огромное количество ежедневных больших открытий и непрерывно растущей радости.
– Сказывается ли твой концертно-походный образ жизни на семейной жизни и воспитании ребенка?
– Конечно. Мы немало времени провели этим летом все вместе в туре. Поездили по Украине, по Крыму. Были на фестивале Соседний мир. Ездили в Евпаторию и Севастополь. Мой ребенок смотрит на мир в самых разных его проявлениях.
– На сцену не просится?
– Просится, конечно! Когда мы были на фестивале Кубана, он почему-то очень рвался на сцену во время сета группы Браво.
– Если сын захочет стать музыкантом…
– … я смогу передать ему опыт, и чем-то помочь. Тем не менее, я не собираюсь настаивать и никаких специальных усилий прилагать не буду – это должен быть самостоятельный выбор. Я не поддерживаю ситуации, когда ребенка, мечтающего играть в футбол, насильно тянут в музыкальную школу, пока он отбивается и пытается сбежать. Это не круто абсолютно.
– Какая музыка нравится твоему сыну?
– Разная. Моя музыка в том числе. У него есть любимые песни, и когда он попадает на мои живые выступления, танцует, рубится, трясет руками, радуется, когда видит меня на сцене – ему нравится то, что он слышит. У него есть несколько любимых композиций. Например, вступление из песни «Я верю» группы Ляпис Трубецкой неизменно заставляет его улыбаться и сиять. Вообще он любит танцевальную музыку. На drum and buss и прямую бочку он менее круто реагирует, а вот breaks его прет. Из моих песен его любимая – «Девочка-скинхед». Мечта ребенка, чтобы все были равны, и пропали межнациональные конфликты. Надеюсь, что в песне ему нравится именно это. Хотя подозреваю, что это немного не так.
– У тебя достаточно резкие тексты с ненормативной лексикой, как ты смотришь на то, что это все слышит твой ребенок?
– По большому счету нормально. С этими словами ему рано или поздно придется столкнуться. Я не хочу, конечно, чтобы он употреблял их для связи слов в предложении, но делать из этого тайну за семью печатями тоже неправильно. Когда это становится запретным плодом, чем-то вожделенным и секретным, то превращается в одну из причин, почему дети и подростки начинают наиболее активно такую лексику употреблять.
– А каким ты был в детстве?
– Как говорила моя мама, я был удивительно послушным ребенком. Со мной было просто – у меня не было развито деструктивное начало, я предпочитал строить что-то из кубиков, чем разрушать то, что делали другие. Я не лез пальцами в розетку, и вообще со мной можно было договориться. Я сначала хотел стать ученым. Всегда хотелось делать какие-то открытия, помогать людям осуществлять научно-технический прогресс. А когда учился в школе, я совмещал прилежание в учебе и внеклассную подростковую активность.
– Был ли момент, когда ты понял, что хочешь быть музыкантом? Такая себе отправная точка?
– Сложно выбрать из таких точек самую главную. Стихи и рассказы я начал писать во втором классе – это 8-9 лет. Первую песню написал, когда мне было 12. Увлекся хип-хопом и стал делать что-то отдаленно напоминающее то, к чему это в итоге пришло, наверное, лет в 14.
– О чем была первая песня?
– О любви конечно! О чем еще может быть первая песня?! (смеется)
– Иван Алексеев в жизни и на сцене – это один и тот же человек?
– Человек один и тот же, но, пожалуй, на сцене я более энергичен. На сцене происходит выброс и энергообмен с огромным количеством людей.
– Что заставляет тебя заниматься музыкой?
– Желание послушать музыку, которая мне очень нравится, которая почему-то не написана, и которая была бы понятна кому-то еще. Это такой способ общения. Общий знаменатель, к которому ты пытаешься прийти с близкими по духу людьми.
– Какие отношения внутри группы? Вы близки по духу?
– Конечно. Это мои лучшие друзья, и я рад, что мы проводим так много времени вместе. Я очень рад, что мы оказались не только друзьями, но и отличными коллегами. Редкий пример, когда не ясно, то ли это работа, то ли совместное увлекательное времяпрепровождение. Как на рыбалку с мужиками съездить! Было бы круто организовать свой микронаселенный пункт и проживать там этакой коммуной. Не знаю, насколько это реально, но надеюсь, что однажды это случится.
– Серьезным ребятам, вроде тебя, фанатки дарят подарки?
— Да, причем очень много креативных. Один из последних… В Минске девочка подарила диараму – это такая штука, как открытка, или книжка из детства. Раскрываешь ее, а там вылезаем картонные мы с инструментами. Там есть кусочек публики, выполненный в такой же технике. Наш звукорежиссер, который сидит в положенном ему месте. Такая вот объемная штука. Существует немалое количество очень удачных портретов. Цветы периодически дарят. Их почти никогда не получается забрать с собой, потому что ты в ужасе едешь в следующий город.
– О чем мечтаешь?
– Чтобы это все не кончалось подольше.
– Кем бы мог стать, если бы не стал Noize MC.
– Сложно сказать, но вряд ли бы что-то хорошее из меня получилось.
