Дельфин: «Современное творчество – это манипуляция сознанием»
– Какую программу вы привезли для харьковчан?
– Мы сыграли несколько новых песен, но не могли обойти вниманием чувства людей и сыграли кое -что из прошлого. Эмоции всегда выплескиваются в виде песен.
– Какая поэзия вам нравится?
– Я думаю, что человек, чью книжку можно всегда открыть и удивиться тому, что происходит со словом, это Маяковский. В разные периоды жизни я открывал для себя совершенно разных авторов, к которым относились неблагодарно забытые мною Есенин и Бродский. В какие-то моменты я начинал понимать, что это за люди, через их стихи и получать от них удовольствие.
– Когда пишете тексты, вы отталкиваетесь от какой-то идеи или от возникших строчек?
– Думаю, что хорошее стихотворение начинается и заканчивается в первых двух строчках. Все, что дальше — это история навязанная стилем. Это все скорее для читателя, нежели для человека, который пишет. Обязательно нужна первая строчка, начало за которое можно зацепиться. Если это касается слов для музыкального наброска, который потом превратится в песню, то очень важно понять его настроение, чтобы песня состоялась.
– Вам, наверное, нравятся японские стихи...
– Да. Это круче, чем все остальное.
– В 2000-м году вы получили премию «Поэтический гений». Поклонники смогут когда-то подержать в руках вашу книгу?
– Мы наконец-то пришли к такому решению. Мы сделаем книгу, но пока не знаем в каком виде – будет ли это альбом с фотографиями или просто книга со стихами.
– Вы же еще и художник...
– Да (улыбается), но я, к счастью, не зарабатываю на этом, поэтому могу позволить себе делать все, что угодно.
– Как думаете, должно ли искусство быть функциональным?
– Мне кажется, главное, чтобы искусство будоражило и возмущало что-то внутри. Для каждого это собственное возмущение. Сейчас такое время, когда и в музыке, и в живописи мы можем открыть «своего» писателя, художника или музыканта. Благодаря интернету мы можем скурпулезно искать музыку, живопись, поэзию — это здорово. Мы живем в очень странное и уникальное время
– Как вы оцениваете попытки современных художников взбудоражить мир?
– Мы делали видео программу для большого концерта в Москве. Я колоссальное время провел в интернете... Я никогда столько там не сидел... Я пришел к выводу, что то, что происходит сейчас в современном искусстве — это прикольно. Понимаете смысл слова? Это интересно, прикольно, но в этом очень мало искусства. В этом нет искусства как такового, чего очень много в работах мастеров классической живописи. Я не говорю, что это хорошо или плохо. Я просто открыл для себя это. Благодаря технологиям люди, которые 30 или даже 10 лет назад хотели заняться музыкой, но не могли, сейчас могут — это здорово.
– Получается, что творчество не такое уж и творчество...
– Неглубоко это... Люди вкладывают душу, это очень эмоционально, иногда даже очень задевает... Но это не искусно сделано. Это создано путем манипуляций с изображением, с сознанием того, кто это смотрит, со знанием дела. Я не думаю, что люди, писавшие картины в позапрошлые века, пытались манипулировать сознанием — они просто писали картины. А сейчас — это какая-то манипуляция.
– Вам поэтому нравится классическая музыка?
– Мне очень нравится и современная музыка, но, слушая классику, я просто отдыхаю.
– Что запомнилось из современной музыки прослушанной недавно?
– Сейчас я занимаюсь тем, что прослушиваю харддиск своего звукоинженера. Мы сотрудничаем только три месяца, и мне очень хочется узнать, что он за человек. Мне надо знать, что от него ожидать.
– А из искусства в целом?
– Я очень ценю чувство, которое во мне пробуждают работы в независимости от того, картины это литература или музыка. Когда я чувствую что-то божественное в произведении, я очень это ценю.
А когда мне этого не хватает, то всегда под рукой есть музыка Баха. Можно послушать ее и получить недостающие впечатления. В последний раз я ощутил такое при просмотре фильма «Древо жизни». Это, пожалуй, первый раз, когда я досмотрел фильм и начал смотреть его снова.
– С каким периодом искусства вы ассоциируете свою музыку?
– Я думаю, что на данный момент мы находимся в убегающем настоящем, которое неумолимо от нас ускользает. Мы неизбежно превратимся в ретро-проект. Не потому, что будем делать старую музыку, просто наше мышление не позволит нам создавать музыку, которую также будут делать более молодые люди.
– Расскажите немного о последнем альбоме...
– Должно пройти немного времени, чтобы мы переварили и посмотрели на это со стороны.
Но если сравнивать «Существо» с пластинкой «Юность»... Если относиться к ним, как к двум написанным картинам, то предыдущая пластинка была написана более резко, более графично, в ярких тонах: синий, белый красный, черный. А «Существо» — более пастельная пластинка. В ней очень много оттенков серого, она неяркая. Иногда там пролита красная краска... В то время, когда выбиралось название, это слово соответствовало моему существу Это то, чем я был на тот момент. Сейчас я другой..
– Сейчас вам часто приходится бороться?
– К сожалению, я всегда чувствую себя немножко на войне. Я другой человек, но поскольку у меня семья, то мне постоянно приходится принимать решения. Я воюю, и в первую очередь воюю с самим собой. Я заставляю себя совершать каике-то действия совершенно мне не соответствующие. Возможно в этом заключается история, которая делает меня самим собой.
– Что вызывает в вас чувство ужаса?
Я думаю, что как и для любого человека, ужасом было бы известие о неприятных событиях, произошедших с моими близкими. Для меня это страшнее всего.
– Приходилось испытывать что-то подобное при столкновении с произведениями искусства?
– Есть один омерзительный немецкий художник, который как раз спекулирует на ужасном. Он делает фотографии используя забинтованных детей с металлическими предметами во рту. Когда открываешь книгу, то видишь, что это ужасно. Но пролистав ее, видишь, что это просто омерзительно. Ужасное очень сложно передать и в кино, и в литературе, и в любом искусстве. Ужасное касается только жизни. Оно живет внутри нас. Это касается всех нас, потому что мы очень любим себя и боимся. Это связано с ощущением смерти, скорее всего. Но как это передать? Мы можем снять фильм или что-то написать, это будет страшно, но ужасно не будет.
– Вы боитесь смерти?
– Я боюсь физического решения вопроса, но смерти как таковой не боюсь.
