«Самый блатной концерт года» состоится в Харькове: интервью с музыкантами

-Расскажите, как появился проект «С новым годом, тетя Хая»?

Дмитрий Дубров: История шансон музыки имеет несколько этапов в нашей стране. Я бы не хотел затрагивать какие-то первые из них, потому что мы, в силу возраста, не были лично знакомы с Леонидом Утесовым, Сашей Вертинским. Не успели мы их застать. А уже вторую или третью волну: Вилли Токарева, Михаила Шафутинского, - успели.

Мы с Ромой в начале 90-ых, когда развалился Советский Союз, и во всем мире начался бум на шапки-ушанки и валенки, работали дальнобойщиками и гоняли фурами в Америку, возили матрешки и продавали их там. Однажды мы гуляли по Брайтон-Бич, зашли в какой-то кабак и видим: два мужика, и они тоже говорят на русском, бухают так по-нашему. Мы подсели к ним, и оказалось, что это Вилли Токарев  и Миша Шафутинский. Они с болью в сердце рассказали нам о том, что сейчас шансон музыка превратилось совсем не в то, что было раньше. Дело в том, что те люди, которых мы видим здесь, которые по сей день играют, такие, как Миша Шафутинский или Вилли Токарев, -  клоны. На самом деле, Шафутинского и Токарева клонировали. Им заплатили гонорар, взяли ДНК, сделали  несколько клонов. А они вообще невыездные с Брайтон-Бич, они как там сидели с 80-ых, так и сидят. И даже не в этом вся беда заключается. Миша Шафутинский – это же мужик с бородой такой, у Вилли Токарева усы такие… А их клоны вроде и мужики, а, на самом деле, - женщины.

Настоящие Миша Шафутинский и Вилли Токарев очень страдают от этого. Они попросили: сделайте что-то по-настоящему, как раньше. Поэтому наш концерт проходить против клонирования людей, ведь это негуманно и бесчеловечно.

Вы играли до этого совместные концерты?

Д.: Раньше не играли. Пока мы с Ромой были дальнобойщиками и ездили в Америку, остальные наши музыканты (Гена Фомин, Валера) работали на негритянских плантациях надсмотрщиками. И там они научились играть на музыкальных инструментах, они переняли эту культуру. Поэтому у нас будет синтез: дальнобойщицкие песни с джанго рейнхардовскими, цыганскими мотивами. На плантациях же не только негры работают, но и цыгане.

Почему вы решили играть шансон?

Д.: Мало в мире сейчас хорошей шансон музыки. Мы решили такой концерт сделать, чтобы все было от души.

Роман  Абашидзе: Шансон – это, на самом деле, хорошая, веселая музыка, а у нас ее как-то с тюремной романтикой смешали…

Д.: Я считаю,  что шансон песни являются в поэтическом смысле продолжением серебряного века русской поэзии. Вот например: «Я увидел окурочек с красной помадой и рванулся из строя к нему…». Я вообще считаю, что это вершина музыкальной поэзии и вообще в музыке большего сказать нельзя.

Р.: А когда слышишь про «Золотые купола на груди наколоты», просто грустно становится.

Что войдет в концертную программу?

Д.:  Это будут песни в основном Аркадия Северного, немного Леонида Утесова, Вертинского что-то войдет, Александра Розенбаума. Будут песни неизвестных авторов. Ведь даже песни Аркадия Секверного – не его, он же их не сочинял. Их авторство установить практически невозможно. Они, по большому счету, народные.

Как вы подбирали материал?

Р.: Я их с детства слышал, эти песни. Не помню, откуда, но мне казалось, что я всегда их знал.

Д.: Когда мы гоняли дальнобоем, мы ездили через Сибирь и постоянно подвозили каких-то людей, которые возвращались из лагерей, и мы просили их записывать эти песни.

Р.: Все эти песни так и рождались, иногда на обрывке бумажки, пришедшей из каких-то там Соловков.

У вас заявлены песни в репертуаре довольно разноплановые, вы считаете, что все они подходят для «самого блатного», как было написано, концерта года?

Д.: Там написано не «концерт блатной песни», а что это «самый блатной концерт года». Я бы и свой сольный концерт тоже называл бы «самым блатным концертом года», но я из скромности своей этого не делаю. Это будет блатной концерт: мы исполним песни офигенных людей и тем самым будем бороться с клонированием.

Что ожидает слушателей, которые придут на концерт?

Р.: Во-первых, музыка. Это будет наше видение этих произведений. Музыка воспитывала нас какое-то время, у каждого есть какой-то запас, опыт, каждый представляет, как должно звучать, чтобы было красиво и правильно, каждый это покажет, и если это сольется в одно целое – тогда должно получиться.

Был такой гитарист Джанго Рейнхард. Он цыган по крови, но родился во Франции. С детства очень любил играть на скрипке, на банджо, ему пророчили великое будущее. Но во время пожара у него обгорела левая рука. На ней осталось три действующих пальца. В то время не лечили ожоги, но он с тех пор играл двумя пальцами на гитаре, и делал это виртуозно. Но там не в пальцах дело, там душа. Каждая вещь – это просто шедевр.

Д.: Мы попытаемся где-то в песнях привнести колорит его музыки. Его стилистику мы попытаемся совместить со стилистикой старого шансона.

На этом концерте, помимо того, будет антураж. Например, на баре будут продаваться коктейли от Венедикта Ерофеева: «слеза комсомолки», «поцелуй Тети Клавы». Можно будет заказать чафира. На баре можно будет взять колоду карт и «забить козла». Будет интересно.

Как объединяется в вашей идее элемент стеба и серьезная концепция?

Д.: А как, по-вашему, имеет место целостность символа инь-янь? Я не говорю, что в этом случае именно так. Песни сами по себе не мрачные.

Р.: Чтобы это не было грустно и страшно, присутствует элемент стеба.

Вы считаете, что настоящий шансон не звучит сейчас со цены?

Р.: Если уже прямо так серьезно, то «шансон» - это французское слово, которое означает «песня». Истоки и оттуда тоже, но это совсем не так выглядело. Это то же самое, что современные рок-группы, их хоть так и называют, но это не рок, это совершенно другая музыка. 

Живой звук возбуждает, а пластмассовый – убивает, и весь этот современный шансон сделан под какие-то страшные звуки. Я даже музыки там не слышу. А  включаешь запись Аркадия Северного: там может быть все криво-косо, может он забывает какие-то слова, но главное – поет от души.

А что такое «хорошая музыка»?

Р.: Я вообще музыку люблю всю, если это музыка. Я не делю ее на хорошую и плохую, если человек делает это от души, то хорошо, а если это делается конкретно ради денег и славы, то это уже плохо, потому что это не работает.

Когда мы начали заниматься музыкой, один другому дали обещания о том, что как только кто-то из нас сделает из этого шоу-бизнес, тот того сразу и завалит. Мы не будем делать плохо не свое дело.

Д.: Проблема в том, что люди хотят слушать такую музыку, им не надо заморачиваться, они хотят по-простому. Нам важно повысить уровень IQ у людей, чтобы они развивались и слушали нормальную музыку, и тогда они будут получать большее внутреннее удовлетворение от этого.

Как воспитать культуру?

Д.: Я вам даю гарантию, что после моих концертов у людей уровень IQ повышается, если он не повышается, они могут у организаторов на следующий день вернуть деньги за билет. Как пел Борис Гребенщиков: «Если ты хочешь, чтоб вокруг был свет, ток должен идти по нам». Если тебе кажется, что вокруг все плохо, надо задать вопрос себе: может я не дают такого света, чтобы было хорошо. И мы будем стараться давать людям какой-то свет по мере своих сил.

Р.: Нужно прививать людям понимание, что музыка – не силиконовые губы и миллионные гонорары. Музыка дана свыше, а сейчас ее опять пытаются зацифровать и оценить. Это самая большая проблема.

Это не единичный совместный проект?

Д.: Дело в том, что мы сейчас пригласим определенное количество людей, подписи соберем, посмотрим, как отреагируют общественные организации, отправим обращение в Верховную Раду. Посмотрим, как они отреагируют на все это. Если будет какой-то резонанс, будем из этого исходить. Не хочу загадывать, потому как, понимаете, если в ВР примет закон о клонировании людей, то уже все, ну, куда. Нам придется уходить в подполье. А если они действительно пойдут на встречу, то, конечно, мы будем дальше продолжать это все (смеется).