Роман Виктюк: «Я пессимист по знанию и оптимист по вере»

— Роман Григорьевич, давайте начнем с очевидного: почему Рудольф Лотар, почему «Король-Арлекин»? Чем обусловлен выбор пьесы?

— Великий русский режиссер Таиров, наивный гений, хотел поставить пьесу «Король-Арлекин» в Москве еще до революции. Естественно, его остановили. Вторую попытку он предпринял уже после 17-го года — вот она свобода, «дэмократия»! Но и советская власть ему тоже намекнула: «не время». Таиров был вынужден оставить свои попытки, и пьесу Лотара отложили на полку — там она и ждала своего часа, пишет Харьков.Что.Где.Когда. И вот этот час настал. Потому что проблема власти, а тем более проблема взаимоотношения искусства и власти, она настолько актуальна, настолько тревожна, что я решил — сейчас самое время. Если внимательно читать прессу и смотреть телевизор, то можно сделать вывод, что во всем мире происходят глобальные сдвиги. Люди не хотят жить так, как они живут сейчас, и требуют у власти ответа. Люди требуют изменений. Подобные вспышки время от времени случаются во всем мире — то в Европе, то в Азии — и загасить их уже невозможно. Эти волны народного недовольства, прямо как цунами, подымаются в небо — и рано или поздно они обрушатся вниз со всей своей силой.

— Как же все должно быть устроено, на Ваш взгляд?

— Я сам из Львова, а Львов в свое время был частью Австро-Венгрии, страны, в которой была удивительная власть! И там это витает в воздухе, передается через поколения. Знаешь эту историю? Когда король Филипп, обожаемый деятелями культуры, отменил все государственные дела и позвал к себе Баха — тот проезжал мимо королевской резиденции, — и вот Филипп все отменил, пригласил Баха и говорит: «Мне только что привезли пять новых клавесинов, и я хочу, чтобы вы попробовали сыграть на них мою фугу». Бах начал играть, и вдруг воскликнул: «Ваша фуга слишком сложна для меня! Мне нужно выучить ее в совершенстве!»
И Бах так и не смог освоить ее — а вместо этого написал гениальное произведение «Приношение к Филиппу». Подобное равноправие власти и художника — признак здорового общества. О таком времени только и надо мечтать.

— Многие общественные деятели высказывают сейчас мысль, что атмосфера в социуме крайне напряженная, и что-то такое назрело, и вот-вот должно произойти…

— Эта ситуация, этот исторический момент уже так давно требует своего разрешения, что даже диву даешься, какое терпение есть у тех сил, которые за это отвечают. Не у человеческих — у космических сил, которые удерживают давно назревшие взрывы.

— Так вот «когда же?». Примерные сроки решитесь обозначить?

— Как же я могу обозначить? Ты знаешь, сколько лет водил Моисей евреев по пустыне? Сорок лет! Почему? Чтобы они вырвались из плена своих стереотипов. От Египта до Израиля можно за неделю добраться запросто, а он сорок лет водил — пока то поколение, которое было в рабстве, не уйдет в другой мир, пока у народа не останется коллективной памяти о его рабском прошлом. Что-то подобное должно случиться и у нас.

— Как же оно случится, если у нового поколения проблем не меньше. Всеобщая апатия, например…

— Новое поколение попало из одного рабства в другое — когда миром правит, простите, доллар. Когда на первом месте холодный расчет и «рацио», а сердце на каком-то дальнем плане, на сто пятидесятом месте. Все! И это вызывает, как вы говорите, апатию — они разучились не только читать, но и писать. Уселись за свои клавиши и барабанят по ним, а ручку даже не умеют держать. Я не говорю уже про школьное перо и чернила, которые были лет 40 назад. Даже понятия нет, что это такое. С самых давних времен каллиграфия, письмо, а затем и чтение формируют сознание, делают человека человеком. Это самая естественная форма общения. А сейчас количество прочитанного составляет примерно одну страницу в год — и то это часто не более чем страница в Интернете.

— Театру, как социальному институту, под силу изменить положение вещей?

— Нет, не под силу, потому что государство делает все, чтобы искусство само себя оплачивало. А искусство никогда, ни в какое время не могло себя обеспечить. Искусство — это привилегия духа. А дух должен быть хорошо обеспечен, тогда он будет достигать высоких целей. Что происходит сейчас? Люди играют о еде за еду: поехали по колхозам, по маленьким сценам, поставили скетчи, юморески, посмеялись ниже пояса и получили денег, приехали в столицу, посмеялись, получили денег. Они заботятся только о своем теле и, простите, о половых органах. И даже не знают, с какой стороны находится сердце. А между тем иногда нужно поднимать глаза к небу!

— И что же Вас мотивирует в такой безвыходной ситуации?

— Каждым нашим спектаклем мы пытаемся достучаться до тех людей, которые живут эмоционально, которые умеют запускать свой пламенный мотор, умеют давать волю чувствам. И я уверен, что в Харькове есть такие люди — потому что, когда мы приезжаем, в Оперном театре каждый раз аншлаг. И это счастье: когда в зале 60–70% молодых людей, у которых горят глаза. Хочется плакать от радости. Это дает силы, за этим я и работаю. В октябре, как раз в день моего рождения, выходит новый спектакль по Шиллеру «Коварство и любовь» — тоже тема человека и власти, и тема любви. Это не просто эмоциональная, это безумно страстная вещь, Шиллер написал ее в 25 лет — а в этом возрасте такие страсти бушуют в человеке, тем более в романтике! С него все началось — изменения в европейской культуре, период Sturm und Drang — это было просто неизбежно! Человек, который хочет что-то менять, должен прислушиваться сердцем, а глазами чувствовать, а не видеть! Вот, сколько тебе лет?

— Ну, 27 почти…

— Тебе 17, к счастью! Я чувствую твою энергию, вижу, как горят глаза — и прошу тебя: не взрослей! Оставайся таким же страстным юношей!

— А Вам тогда сколько?

— Мне 19… к сожалению.

— Это что значит?

— А значит, что режиссер всегда начинает сначала. Полагает, что он ничего не знает, ничего не понимает, и все время должен бунтовать и пробивать стенку. Пробьет стену — а там другая камера. И так до бесконечности.

— То есть эти два года нашей с Вами разницы как раз в том, что Вы знаете, что там другая камера, а я думаю, что свобода?

— Да, но постичь это надо бы сразу, еще с детского садика. Что есть только личностное стремление, инициатива, а если человек будет сидеть на месте или равняться на других — чего часто требует от нас власть, — он так и останется идиотом. Сознательно.

— И что же, у Вас оптимистический или пессимистический прогноз насчет торжества личной инициативы?

— Я пессимист по знанию и оптимист по вере.