Псой Короленко: «Акын — реалист. Что вижу, то пою»
— «Акын-скоморох эпохи постмодернизма». А каковы отличительные свойства и признаки этого жанра?
— Основное свойство — такой акын уже не может быть «постмодернистом». Акын — реалист. Что вижу, то пою. Постмодернистская эпоха — это окружающая среда, и я ее просто отражаю в своих песнях. Как говорит современный искусствовед и культуролог Вера Калмыкова, цитаты и тому подобные вещи в моих песнях — что-то аналогичное образам природы в простой традиционной пейзажной лирике. Только это образы не природы, а культуры. Все равно это часть окружающей среды. Кроме того, цитаты, отсылки, аллюзии, пародийно-игровые элементы существуют в текстах такого «акына» как украшение, а не как самоцель, и вовсе не требуют от слушателя непременного узнавания. Их задача — зарядить
песни нужной энергией, остальное бонус.
— Насколько явление Псоя Короленко уникально на современном музыкальном и поэтическом пространстве? Каков ближайший контекст?
— Думаю, что я создал уникальный жанр песенно-поэтического кабаре, формально сочетающего в себе традиции французского шансона, еврейской театральной и народной песни, русской бардовской песни, советской эстрадной песни и романса, также детских песен, отчасти рэпа, звуковой поэзии и, может быть, некоторых видов современного концептуального перформанса. 
Если искать исполнителей с формально похожей манерой, то приходит в голову Том Лерер, «поющий профессор математики», меня иногда с ним сравнивают. Если говорить о моих влияниях — то мне приятно и радостно видеть их в творчестве Шиша Брянского, Яны Овруцкой, Даниила Черкасского, возможно, Даниила Кана, т. к. я внес в его творчество элементы русской песни, также, может быть, даже группы «Наеховичи», в части работы с идишем. Впрочем, последний пример — это скорее параллельный процесс, типологическое сходство, общий тренд, а не влияние. Еще один важный музыкальный контекст — современная так называемая «бардовская волна» в акустическом импровизационном фолк-джаз-авангарде, этнороке и т. д. Действительно сильные тексты встречаются в этой, по выражению Воффки Кожекина, «теплой волне», с хорошей музыкой. Сюда можно отнести целый ряд музыкантов — того же Воффку Кожекина, Ольгу Чикину, Николая Якимова, Юлию Михееву, многих других, это фестивально, джемово ориентированное искусство, в нем есть какой-то правильный дух, соборность.
— А где отыщутся истоки? В Козьме Пруткове? Обэриутах? У позднесоветских концептуалистов?
— Да, но нельзя забыть о Крошке Еноте, Радионяне, Иве Монтане, Эдит Пиаф, ведь только с ними Козьма Прутков, обэриуты или концептуалисты могут стать песнями. Особое значение имеет слегка забытый сейчас французский шансонье Ги Беар, любимый певец моего дедушки. Переводы его песен стали для меня в последнее время важным направлением работы и репертуара.
— Ваши песни на семи языках — включая украинский. Почему и он? Что он дает?
— Украинский язык присутствует у меня в основном в макаронических идишских песнях, где он изначально есть в самом оригинале, в фольклоре. Его роль там очень важная, через него осуществляется связь культур, это язык-пограничник, такой же, как идиш. Но его роль в моих песнях сейчас минимальная, так я его знаю недостаточно хорошо для того, чтобы он был одним из базовых языков моего перформанса, и недостаточно плохо, чтобы он играл роль языка-загадки, языка-украшения. 
Есть ощущение, что его роль в моих песнях может измениться и стать более значительной. Сейчас я познакомился с некоторыми новыми музыкальными работами, связанными с украинским языком, например, я стал больше знаком с творчеством Джулиана Кытастого, и это может как-то повлиять на моё сознание в этом плане, но как — еще не знаю.
— Есть ли типичный лирический герой Ваших стихов и песен? Кто он?
— Это очень симпатичный человек, его зовут Паша, он мой современник. Один из типических героев своего времени.
