Кризис среднего возраста

Пожалуй, не отыщешь звезд театра, кино или музыки, кто бы перед вечерним выступлением в Харькове не заезжал в студию первой на Востоке страны негосударственной радиостанции.

Как-то на прямой эфир приехал к нам Александр Розенбаум, и так уж получилось, что именно мне выпало интервьюировать маэстро. В начале я задавал ему нейтральные вопросы о творчестве, жизненных планах, хобби, а потом вдруг угораздило меня спросить питерского гостя о кризисе среднего возраста. Розенбаума вопрос люто разозлил, через какое-то время он начал вообще порываться закончить общение, но к счастью интервью удалось вывести на приятные собеседнику темы, а после эфира мы даже выпили с ним по рюмке водки.

С тех пор вопросы о возрасте я больше не задаю не только представительницам женского пола старше пятого класса, но и самовлюбленным мужчинам в самом расцвете сил. Кстати, ответ Розенбаума почти 20 лет назад помню, как сейчас, и, мне он представляется, вполне логичным. Певец говорил о том, что кризис среднего возраста испытывают только те мужики, которым нечем оправдаться перед взрослыми детьми. А он, мол, реализован, и ему не стыдно смотреть в глаза своим потомкам.

С тех в «Харьковводоканале» много воды утекло. Давно уже нет «полтинника», покинули бренный мир СЭР, Коротков, Антон Ковальчук, после клинической смерти бросил пить Розенбаум; уничтожены, как класс, местные радиостанции; в «черном тюльпане с водкой в стакане» уже везут на родину других завоевателей, а вопрос о кризисе среднего возраста (КСВ) по-прежнему остается актуальным.

Из всех формулировок КСВ, пожалуй, самая доходчивая из тех, что мне попадалась на глаза, выглядит так. «Кризис среднего возраста — малый п*здец в жизни отдельно взятого мужчины, субъективно воспринимаемый им как большой. Обычно посещает джентльмена между 35 и 45 годами, в момент пересечения восходящей кривой доходов и нисходящей кривой потенции. Но в наш век акселерации нередко бывает и раньше, вплоть до клинических случаев сабжа у юношества. Выражается в том, что взрослый дядька внезапно превращается в эмо и ведёт себя соответствующим образом».

Есть, конечно, и более философские определения. Скажем, КСВ наступает в тот момент, после которого прежние идеалы юношества утрачиваются, а новые еще не сформированы. Наступает определенный период, когда становится ясно, что как раньше уже не будет, а каким образом жить по-новому, пока не понятно. Мужики по-разному выходят из этой непривычной ситуации: начинают квасить, заводят любовниц, канают под молодняк, проявляют излишнюю агрессию, впадают в депрессию, предаются иным порокам. Через какое-то время (при благоприятных раскладах) все устаканивается, человек входит в новый жизненный цикл, начинает обретать некий утерянный смысл и так до следующего кризиса старости.

Рискну предположить, что с государствами тоже происходит нечто похожее. И если формально нашему — всего 23 года, и оно находится в поиске собственного пути, то украинскому народу с самобытной историей, уже не одно столетие. Сегодня мы, как нация, переживаем нечто похожее на кризис среднего возраста. Всем очевидно, что «как прежде уже не будет», и когда сформируются новые смыслы и элиты – тоже не понятно. Но надо жить здесь и сейчас.

Можно, конечно, страдать всякой фигней, пускать беса в ребро и хаять на чем свет стоит всех и вся. Однако, вступая в политическую зрелость, пора уже стать мудрей, перерасти юношеский максимализм, непостоянство в партнерах, оставить пагубные страсти и привычки, вдохнуть новую жизнь, нанизывая на нее извлеченные уроки из прежнего опыта. В конце концов, само слово «кризис» означает переворот, пору переходного состояния, перелом. От того, как мы его преодолеем, во многом зависит, не будет ли нам стыдно смотреть в глаза своим потомкам. В противном случае, конец наступит очень скоро, а историки назовут наше время эпохой затянувшегося кризиса среднего возраста.