Серпом по молоту
Анонсируя этот текст, я резюмировал, что идеология вставила здравому смыслу и экономической целесообразности. При всей нужности обсуждаемого закона это факт – во времена перемен идеологические вопросы выходили во главу угла, вызывая неуместные затраты и зашквар противников концепта. Однако если лично я, лично вы или, например,вот тот парень не нуждаемся в стройной идеологической линии, то абсолютное большинство ориентируется на визуальные маркеры, которые каждый политический режим кропотливо расставляет на фасадах зданий, на постаментах в скверах или на уличных табличках с номерами домов. Я прочел законопроект от корки до корки и попытался понять, корректно ли определены символы ушедшей эпохи, и не попадут ли в мясорубку зачистки те, кто воевал на фронтах под красным знаменем или тяжелой работой заслужил орден Героя Соцтруда.
Для начала я обозначу свою личную позицию. Я застал одиннадцать лет Советского Союза и в этих одиннадцати годах были мороженое в рыжем шоколаде, пионерские костры, добрая бабушка и вкусная колбаса. У меня было действительно счастливое детство, и я дико смеюсь над теми своими сверстниками, которые утверждают, что в семь лет ощутили глубокую социальную несправедливость, царящую в обществе и экономике СССР. Вот просто дико смеюсь, потому что этой несправедливости не ощущали 90% взрослых, не говоря о детях. Или ощущали, но не роптали – «так надо». Партия не велела роптать, мы и не ропщем, и думаем что туберкулеза нет, бомжи только в странах загнивающего капитализма, там же проститутки и торчки, а у нас бедненько, но чисто. И все сидели и думали так, как было сказано по центральному телевидению. Идеологическая и пропагандистская машина при Союзе была отстроена так блистательно, что никаким сурковым и володиным и не снился такой класс. Это был безупречный механизм для трамбования мозгов – если надо, чтобы все считали себя счастливыми, все будут считать себя счастливыми. Выбраковку, не согласившуюся с головной линией, забирали в дома скорби и кололи в задницу галаперидол для роста лояльности.
Таким образом все семьдесят лет налицо была классическая тоталитарная система государственного устройства с высоким уровнем изоляции, государственными СМИ, развитым репрессивным аппаратом и идеологией патернализма. Человек отдавал государству все свои права и свободы в обмен на бесплатные образование и медицину и гарантированную пенсионную систему, а также профсоюзные путевки в Крым, на которые сейчас рукоблудят особенно ярые сторонники СССР.
Такой социальный конструкт как тоталитарная система существует как данность, и у него немало сторонников. Это личный выбор человека – отдать право голоса за право иметь на халяву то, что в рыночной экономике продается. У противников этого конструкта есть свои доводы: они хотят интегрироваться в рыночную экономику и держаться более цивилизованного пути, чем тоталитарное общество, в котором изоляционизм ограничивает все динамические цивилизационные процессы. Это их выбор, и они должны понимать, что за свой выбор они платят «эпохой становления» - депрессивными и разрушительными годами, в которых старая система должна умереть, а новая – родиться. Без грязи не рождается ничего новое, и поэтому выбор невелик: либо мы идем через эту грязь к следующей ступени цивилизации (о ней особенно красочно рассказывает Милонов, да), либо не идем, а стоим где стояли и топчемся на жупеле стабильности.
Требует ли сегодня доказательств то, что государственность Советского Союза была построена на миллионах внутренних жертв? Этого не отрицают даже сторонники «совка», приводя многочисленные «зато»: зато бесплатно, зато в отпуск каждый год, зато в очередь на квартиру ставили, зато, зато, зато. Логично ли признать, что этот режим был антигуманным и преступным по отношению к своим гражданам? Вполне, если не смешивать преступления верхушки с достижениями самого народа, и не втаптывать последние в грязь. Но от сакральной атрибутики прежней идеологии, именем которой расстреливались враги народа или депортировались целые нации, нужно избавляться.
Ясен серп, что время для этого выбрано самое неудачное. И по хорошему, с топонимикой и гипсовыми барельефами звезд надо было бы повременить –пока экономика в параличе, пока не сконструировались новые социальные институты, да грешным и парадоксальным делом те самые атрибуты отпечатаны на стягах парней по другую сторону баррикад. Сторонников неосоветизма, имперства, реваншизма, а на самом деле – вульгарного гоббсовского абсолютизма. Их пугает это законодательное уничтожение символов патерналистской веры, потому что они привыкли жить винтиками при вожде, а сейчас право свободной инициативы возвращается индивидуумам. Решать самому? Выбирать самому? Брать на себя ответственность? Страшно ведь, раньше партия определяла твои моральные и целевые императивы.
Поэтому сторонники серпа и молота ударяются в обобщающую риторику: а Днепрогэс вы тоже разрушите? А харьковский Госпром? А многоквартирный жилфонд из сталинок и хрущевок? Отнюдь. Днепрогэс и сталинки строили обычные люди, как и БАМ, Беломорканал и гулаговские бараки, кстати, тоже. А вот идеологи возводили над этими стройками рубиновую звезду и говорили, что за эту звезду нужно положить в Беломорканал десятки тысяч людей, а сотни тысяч – посадить по 58-й статье УК СССР. Так с какого испугу мы должны чтить ваших героев, любители крепкого кулака на своем затылке?
Закон №2558 оказался на удивление толерантен, хотя и не без глупостей. Среди перечня органов государственной безопасности Союза – действительно репрессивные органы (был приятно удивлен, что в списке обошли военные ведомства, это вызвало бы адский баттл с дальнейшим пересмотром итогов сражений). Запрет на использование в топонимике имен всех, кто был не ниже секретаря райкома, конечно, немного отдает уравниловкой, но в целом несет оттенок социальной справедливости – чиновник такого ранга не мог отойти от центральной линии партии, которая – как говорилось выше – была антинародной и выстроенной на людских жертвах.
Действительно порадовала поправка относительно боевых знамен и советских наград – она свидетельствует об отказе от «запретить все» и желании отделить мух от котлет. Сюда же относится уточнение о памятниках, связанных с сопротивлением нацистской оккупации – эти мемориальные знаки останутся неприкосновенными, и на мой взгляд лучшего примера избирательности не может быть.
В законе есть и абсурдные положения. К таким я отнес запрет цитат коммунистических деятелей и гимнов Союза и союзных республик – в первую очередь, из-за туманности формулировок и механизмов воплощения этой части закона. Такие положения чреваты массой судебных исков низового уровня и возрождением института стукачества, но я склонен считать это скорее несовершенством законодательной базы, нежели искренним желанием посадить каждую бабушку, для которой Сталин по-прежнему «отец народов». С такими положениями надо работать, минимизировать их охват и отличать ностальгические настроения старого человека от реальной целенаправленной пропаганды какого-нибудь новоросса.
Лично я верю, что реки не повернутся вспять от ликвидации коммунистической символики. Задача государства сегодня – сделать этот процесс максимально цивилизованным, без отбивания гипсовой лепки кувалдой, без обрушения памятников хлопцами в балаклавах, без осквернения некогда популярной настенной живописи с изображениями пролетариата и лозунгами «Слава труду!». Каждый символ коммунистической эпохи должен быть аккуратно демонтирован в соответствии с нормативными документами, чтобы не возникло ни одного повода для упрека в вандализме. Кроме того, государству необходимо проработать законодательство так, чтобы процессы демонтажа оставались в юрисдикции исключительно государства – памятник Ленину должны снимать соответствующие службы, у которых будет резолюция местных органов и спецтехника, а не оголтелые добровольцы.
Не ссыте, ребята. Просто надо смириться с фактом, что мы уже не «страна огромная», что заводы и фабрики были выстроены простым народом, а не партией, что памятники организаторам голодомора и массовых расстрелов – это наследие нашего унизительного раболепия, в котором мы привыкли поклоняться своим палачам.
Нельзя жить символами ушедшей эпохи, которая пала четверть века назад. Этот дикий тотемизм отбрасывает нас в прошлое, не позволяя прогрессировать и развивать новые социальные конструкты, имманентные общему цивилизационному пути. Невозможно зажить по-новому, молясь на символы старого. Вкрутить электрическую лампочку можно лишь погасив лучину.
А мороженое в рыжем шоколаде мы создадим себе сами – без руководящей роли партии и серпа и молота в собственном сознании.
